(20.12.1897 г.р., уроженец Самарской губернии, покончил с собой 28 апреля 1938 г.) — работник органов юстиции СССР. Член РКП(б) с 1918 г. В 1933 –1937 гг. прокурор Западно-Сибирского края CCCР. В октябре 1937 – феврале 1938 г. прокурор Новосибирской области CCCР. Член ВКП(б) с 10.1918 г.: п/б № 195057 (на 1922 год); п/б № 410224 (на 1924 год) (выдан организацией РКП Пугачева Самарской губ.); п/б № 0361509 (на 1933 год).
Родился 19 декабря 1897 года (по ст. стилю) в с.Подовке Марьевского района Куйбышевского края в семье крестьянина. До 16 лет проживал в семье в с.Подовка. Там же закончил церковно-приходское училище (учился три зимы). С 1913 по 1916 работал на Самарском Сергеевском заводе взрывчатых веществ (ст.Ивашенково). Работал на линии лакировки и заливки снарядов. Из за газового режима на предприятии заболел и был уволен.
17 мая 1916 года был досрочно призван в армию и направлен в г.Царицын в 93 запасной пехотный полк в 14 роту, где окончил учебную команду. Принял участие в февральской революции 1917 года, был избран в солдатский комитет. В мае 1917 года маршевым эшелоном был направлен на юго-западный фронт и зачислен в 4 Самарский полк взводным командиром. Звание — унтер-офицер. В период октябрьского переворота будучи избранным в солдатский комитет назначался на должность командира роты и батальона. В марте 1918 года демобилизовался и вернулся в свое село, где принял участие в создании волостных советов. В октябре 1918 года вместе с группой товарищей создал ячейку Российской коммунистической партии большевиков, с этого времени считается принятым в партию. В конце октября 1918 года мобилизован в Красную армию, где до июня 1919 года работал инструктором по обучению граждан.
20 июля 1919 года откомандирован в распоряжение Самарского губернского инспектора всеобщего обучения , откуда был направлен в Самарский резервный пехотный полк. Оттуда был переведен в 8 Самарский полк на должность командира роты. В августе 1919 года отправлен с этим полком на деникинский фронт в 50-ю дивизию. На фронте был командиром роты и батальона.
14 сентября 1919 года был тяжело ранен в ногу и после излечения отправлен в двухмесячный отпуск. После отпуска откомандирован во 2-й Самарский запасной пехотный полк на должность командира роты. В июне 1920 назначен политкомом батальона и впоследствии утвержден командиром этого же батальона.
В августе 1920 года штабом Заволжского военного округа был отправлен на высшие командные краткосрочные курсы всеобщего военного обучения при главном штабе РККА в г. Москве. После обучения в течении двух месяцев направлен в распоряжение начальника 2 Самарского округа территориальных милицейских войск, получив назначение заместителем командира 2 Самарского полка. Спустя некоторое время назначен начальником батальона округа территориальных милицейских войск с центром в г. Наузенске. 10 июня 1921 года округ был расформирован и БАРКОВ был назначен командиром 2 Самарского полка. В августе 1921 года этот полк был расформирован и БАРКОВ уездным комитетом партии был назначен в командиром продовольственной экспедиции (продразверстка).
СПРАВКА
С 1919 по 1921 год Самарская губерния была одним из главных поставщиков продовольствия для голодающих центров. Порой исключительно ее провизией питались солдаты польского и врангелевского фронтов в решающий момент гражданской войны. Сборы продотрядов большевиков достигали до 120 %. Тогда же специалисты предупреждали о том ,что эти поборы и засуха могут привезти к голоду. Но председатель Самарского губисполкома Антонов -Овсеенко рапортовал в центр, что губерния хлебом обеспечена. Результат : страшный голод охвативший Поволжье в 1921-1922 гг. Крестьянские избы стояли без крыш, солому съели. Съели все живое что было, весь скот, кошек, собак, даже ворон. Дошло до трупоедства и людоедства. Общие потери населения оцениваются до 50-ти процентов. Самым эпицентром голода были два уезда, где отработал БАРКОВ :Пугачевский и Бузулукский. Только благодаря помощи Красного креста, католической церкви и других зарубежных организаций удалось остановить голод. Сохранились фото из Пучачевского и Бузулукского уездов с людоедами.
17 марта 1922 года БАРКОВ был назначен председателем уездного бюро юстиции и председателем особой сессии суда.
Одновременно принял участие в комиссии по борьбе в голодом в Поволжье, которым было особенно поражен Пугачевский уезд Самарской губернии.
Сначала хлеб отбирал, а потом боролся «по большевистски» с голодом.
В ноябре 1922 года прокурором Республики, на основании представления местных партийных организаций, был утвержден помощником губернского прокурора по Пугачевскому уезду.
В мае 1923 года был переведен в Бузулукский район Самарской губернии помощником губернского прокурора, где проработал до мая 1925 года.
Летом 1925 года утвержден губкомом заместителем губернского прокурора. В октябре 1926 года Самарским губкомом был выдвинут на должность председателя губернского суда, где проработал до весны 1928 года. Организовал по поручению Минюста областной суд. В декабре 1928 года был переброшен в Ростов-на-Дону в качестве старшего помощника Сев.Кавказкого губернского прокурора. На Северном Кавказе проработал 5 лет. В 1931 году занимал должность первого заместителя краевого прокурора.
28 января 1933 года Центральным комитетом назначен на должность краевого прокурора Западно Сибирского края. После преобразования Западно Сибирского края , с октября 1937 года — областной прокурор Новосибирской области.
Член Тройки НКВД Западно -Сибирского края (внесудебного органа) с августа 1937 г. (см. Организация репрессий как это было)
В своей работе «Тройки ОГПУ—НКВД в Сибири в сталинскую эпоху (1925–1938 гг.) » известный сибирский исследователь Папков С.А приводит следующие данные :
Статистика приговоров показывает, что до конца ноября 1937 г. темпы массовой операции в Западной Сибири (Новосибирской области) с участием тройки УНКВД имели равномерную динамику — примерно по 6.500 осуждённых в месяц. Но с декабря 1937 г. положение кардинально изменилось ввиду того, что руководство НКВД планировало в срочном порядке завершить кампанию по приказу № 00447. Масштабы «работы» тройки в этот месяц значительно возрастают; цифры отдельных протоколов приобретают беспрецедентный характер: только за один день — 25 декабря — были утверждены приговоры в отношении 1 359 чел., из которых 1 313 чел. подлежали расстрелу. Это было больше, чем приговорила тройка УНКВД по Омской области за весь месяц [39]. А 28 декабря активность тройки вылилась просто в фантастические формы: в течение этого дня были утверждены приговоры в отношении 2 021 чел., из них 1 687 чел. — к расстрелу. Общий же результат последнего месяца 1937 г. составил 9 520 осуждённых, из них — 8 245 чел. приговорено к ВМН
Прокурор БАРКОВ приложил свою руку к расстрелу и арестам более 40000 невинных.
28.03.38 г прокурор БАРКОВ И.И был арестован 4-м Отделом УГБ УНКВД НСО. 28.04.38 покончил с собой , выбросившись во время допроса из окна здания УНКВД на ул.Коммунистической (Новосибирск).
НАГРАДЫ :
В январе 1936 прокурором Республики занесен на Всесоюзную доску почета «За качество следственной работы в крае»
30.08.37 г. Президиумом ЦИК СССР награжден орденом Трудового красного знамени » За 15 лет безупречной работы в органах прокуратуры» №2403 (орденская книжка №23472).
Статья А. Теплякова «Последний полет прокурора Баркова
«: Весенним утром 1938 года прохожие, шедшие мимо здания управления НКВД на Коммунистической, могли заметить короткую возню рядом со страшным домом. Несколько человек в форме с малиновыми петлицами торопливо затаскивали в здание чье–то неподвижное тело. И только застывший в окне четвертого этажа молодой следователь, из рук которого в буквальном смысле слова вырвался важный арестант, знал тогда, что быстро спрятанное тело принадлежало одному из виднейших чиновников Новосибирской области.
Так 28 апреля оборвалась жизнь Игнатия Баркова — областного прокурора и орденоносца. Барков — типичная фигура тогдашней правоохранительной системы, решавшей задачи не столько с охраной прав, сколько с искоренением самого понятия «право». Надзор за законностью он понимал своеобразно. Став в августе 37–го членом тройки УНКВД, Барков в 1937 — начале 1938 годов участвовал в осуждении (большей частью к расстрелу) примерно сорока тысяч сибиряков. Конечно, тон в работе тройки задавали начальник управления НКВД и первый секретарь обкома. Но сам факт того, что присутствие прокурора освящает дикую процедуру «суда», когда изо дня в день по справкам следователей три человека заочно приговаривали к смерти сотни людей, был для Баркова вполне обыденным. Если Центральный комитет партии постановил в несколько месяцев расстрелять всех врагов народа, то прокуратура должна помогать, а не путаться у следствия под ногами. И, например, когда из Москвы пришел протест на приговор крайсуда в отношении директора искитимского цементного завода Ершова, то Барков хладнокровно порвал бумажку, предписывавшую отправить дело на доследование, а Ершова «провел» через тройку, которая исправно отмерила тому «вышку» за вредительство…
Рабочая лошадка террора
Барков от рождения был Игнатием , но это имя ему не нравилось, и окружающие называли нашего героя Игорем. Родился он в 1898 году в Самарской губернии, происходил из бедных крестьян, батрачил, в Гражданскую воевал за «красных», получил тяжелую рану в ногу. Демобилизованного командира полка направили в органы юстиции. Он прошел краткосрочные юридические курсы и уже в 28 лет стал руководить Самарским губернским судом. Потом был заместителем прокурора Северо–Кавказского края, а оттуда Баркова перевели в Новосибирск. 28 января 1933 года ЦК партии утвердил его в должности прокурора Западно–Сибирского края. Через полтора года он провинился и 27 октября 1934 года от крайкома получил выговор за «явный недосмотр», из–за которому был расстрелян Н. Лебин, которому высшая мера была заменена десятью годами лагерей. Главным виновником был председатель крайсуда В. Бранецкий, который отделался снятием с должности и избежал уголовной ответственности, так как совершил проступок «в момент исключительно тяжелой работы». Работа и верно была тяжелой — предстояло «сломить саботаж хлебозаготовок» и расстрелять пару сотен колхозных бригадиров, механизаторов и скотников за плохую уборку урожая. Добрая половина расстрельных приговоров в Москве была отменена. Но Баркова не ругали за то, что он допустил отправку липовых дел на утверждение в столицу. Все–таки около 120 колхозников и единоличников в эту осеннюю кампанию расстреляли, и вскоре край удостоился похвалы товарища Сталина за высокие показатели.
А осенью 1937 года из края была выделена Новосибирская область, и Барков стал областным прокурором. 2 января 38–го он отметил сорокалетие: потоком шли поздравления, а на груди сиял орден Трудового Красного Знамени, полученный незадолго до того… Вот только настроение у прокурора было неважным. Брат жены, работавший вторым секретарем Куйбышевского обкома партии, был арестован и расстрелян. В НКВД на прокурора набрали кипу материалов о его связях с врагами народа. Барков не знал, что секретарь обкома Иван Алексеев в декабре 37–го направил Сталину секретнейшее письмо, в котором указал, на кого из номенклатурных работников есть компрометирующие материалы. В длинном списке был и прокурор. И санкция из Москвы на расправу была получена весьма быстро. В феврале 1938 года Баркова сняли и сильно понизили. «В партии оставили, и это главное»,– думал он. Догадывался ли экс–прокурор, что новая должность — всего лишь пересадочная площадка на пути в тюрьму?..
Посмертный компромат
На допросе, состоявшемся уже после смерти Баркова , бывший секретарь крайкома Роберт Эйхе был вынужден оговорить покойника: в 1935 году, зная–де кулацкие настроения прокурора, завербовал его в свою организацию, чтобы тот «получил от меня указания по линии искажения революционной законности». Конечно, и Эйхе, и его верный помощник Барков издевались над законностью как хотели, но для ежовцев вина Эйхе и компании выглядела так: «По моим и Грядинского (председателя крайисполкома. — А. Т.) указаниям участники заговора отравляли рабочих заведомо испорченными продуктами. В Барнауле… было произведено отравление рабочих путем окраски труб отопления недоброкачественным лаком… краевой прокурор Барков замял это дело…» Также после смерти Баркова его преемник Иван Новиков написал генпрокурору А. Вышинскому и прокурору РСФСР М. Панкратьеву о вражеских действиях Баркова , препятствовавшего охране социалистической собственности. За 1937 год в суды было направлено 4488 дел на 6663 человека, но из этого количества по знаменитому указу от 7 августа 1932 года («семь восьмых») было привлечено лишь 137 человек. За экономическую контрреволюцию (статья 58–7, каравшая «вредителей») было привлечено — помимо огромного числа дел, сфабрикованных собственно управлением госбезопасности — 140 человек. За растраты посадили 2473 человека, за хищения — 4013 человек. В 1936 году по указу «семь восьмых» судили гораздо больше, чем в 37–м — 495 человек; а за первый квартал 1938 года в суды области было передано всего 13 таких дел на 32 человека. Смазывание применения свирепого закона «семь восьмых», как отмечал Новиков, «являлось основным методом вредительства на этом фронте борьбы». После снятия с работы в прокуратуре Баркова трудоустроили в «Росглавмолоко» заместителем управляющего трестом. Но уже 28 марта начальник управления НКВД Григорий Горбач вызвал руководителя секретно– политического отдела УНКВД К. Пастаногова и объявил ему, что сегодня на бюро горкома Барков будет исключен из партии. Судьба Баркова была предопределена после получения от Ежова санкции на его арест. Пастаногов составил справку на арест (возможно, что и задним числом) и поручил своим подчиненным арестовать недавнего прокурора прямо в здании горкома сразу после процедуры исключения из рядов. Оперативники Сыч и Комылин, дождавшись выхода своей жертвы из комнаты заседаний, тут же арестовали Баркова , изъяв у него при личном обыске маузер, часы и 203 рубля, а также копию письма союзному прокурору Вышинскому. Обыск на квартире дал немного: двадцать конвертов и три папки переписки, наган, облигаций на две тысячи, 34 заграничных патефонных пластинки, 38 штук «книг съездовских», 28 разных брошюр, 85 справок и удостоверений. И еще орден. Экс–прокурора на машине доставили в здание управления НКВД и в кабинете Сыча сразу «взяли в работу».
Доведение до самоубийства
Петр Сыч, один из основных работников секретно–политического отдела, в конце 1939 года показал: «Допрашивался Барков настойчиво и упорно, особенно когда эти допросы велись Пастаноговым. (…) Я… десятки раз обращался к Пастаногову с вопросом или дать мне обвинительные материалы… или взять от меня Баркова , так как мне с ним не о чем было говорить… Но накануне самоубийства ночью, после настойчивого требования Пастаногова о признании Барковым своего участия в контрреволюционной организации, Барков , часа два спустя после ухода из комнаты Пастаногова, заявил мне о своем намерении рассказать следствию о своей контрреволюционной деятельности… (и) написал короткое заявление на имя (замначальника УНКВД) Мальцева, в котором указывал о своей принадлежности к правотроцкистской организации… Наутро Барков на мое предложение изложить более подробно о своей контрреволюционной деятельности заявил мне, что он на себя наклеветал, смалодушничал, в действительности же он членом контрреволюционной организации не является… после чего я разорвал заявление Баркова . Спустя после этого часа два–три, когда я ушел, передав Баркова сотруднику Комылину, Барков выбросился в окно и разбился насмерть». О том, как себя чувствовал на следствии бывший главный законник, поведал один из его мучителей, более откровенный, нежели прожженный следователь Сыч. Начинавший чекист А. Комылин (ему было 22 года) на допросе рассказывал: «Обязанность моя заключалась в окарауливании Баркова , который со дня ареста и до последнего дня находился в кабинете Сыча и в камеру совершенно не отпускался. Я должен был дежурить около Баркова , когда Сыч уходил домой отдыхать. Меня сменяли Демиденко и другие. (…) Последние восемь–десять дней к Баркову был применен метод конвейерного допроса… он был почти лишен сна и питания. В день ему разрешалось есть не больше одной плюшки и одного стакана чая или молока. В связи с указанным режимом у Баркова ко дню его самоубийства сильно отекли ноги и он был обут в мелкие галоши. (…) Наша роль сводилась к тому, чтобы не давать Баркову засыпать…
Всю ночь на 28/IV–38 г. до 8 (?) часов утра я дежурил около Баркова в кабинете N№67, после чего меня сменил Демиденко. …Придя в десятом часу утра в отдел, в кабинет, где находился Барков , где были Демиденко и Буйницкий, я остался для работы. Вскоре Буйницкий из кабинета вышел. Демиденко же, попросив меня посмотреть за Барковым , тоже вышел на несколько минут… После того как я только что открыл шкаф, Барков быстро соскочил со стула и побежал к окну. Стул, на котором сидел Барков , а также стул, на котором сидел Демиденко, Барков бросил мне под ноги… Подбежав к Баркову , я схватил его за правую ногу, но поскольку он успел упереться левой ногой в раму окна, я, не обладая достаточной силой, не мог его задержать и отпустил его уже висевшим в воздухе. Барков упал (с четвертого этажа) и разбился насмерть. (…) Знаю только, что труп Баркова сразу был подобран работниками комендатуры, видевшими падение…» А Комылину за то, что допустил самоубийство подследственного, дали десять суток ареста, но уже на второй день отсидки амнистировали в честь Первого мая.
Еще в конце 1939 года военная прокуратура проверила дело Баркова . Выяснилось, что дела как такового не было, а имелись только справки на арест да протоколы допросов видных сибирских чиновников, где Барков упоминался как заговорщик. Его вдова Анфиса Андреевна писала в ноябре 1955–го председателю КГБ Ивану Серову о том, что следователь Сыч принимал от нее денежные передачи для мужа тогда, когда прокурора уже не было в живых. Тот же Сыч в феврале 39–го сообщил ей, что Барков осужден на десять лет без права переписки… 16 апреля 1956 года дело Игнатия Ильича Баркова было официально прекращено за отсутствием состава преступления. Он реабилитирован. Те десятки тысяч, в уничтожении которых он принимал столь деятельное участие, тоже. Но еще не все. Массовые реабилитации идут с 1988 года, но до сих пор у прокуратуры не хватает сил, чтобы посмертно восстановить в правах всех жертв советской эпохи… Алексей ТЕПЛЯКОВ
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ВИНОВНОСТИ :
ТАЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ 