(1898 — 1940) — сотрудник ВЧК-ОГПУ-НКВД, майор госбезопасности (1935). Входил в состав особой тройки НКВД СССР.
Депутат Верховного Совета РСФСР 1-го созыва.
Родился в семье рабочего-доменщика. Окончил 2-классное министерское училище. В 1911-1916 рабочий на чугунолитейных заводах. В 1916–1917 в русской императорской армии. Член РСДРП(б) с октября 1917. В 1917–1921 в Красной гвардии, в РККА. С августа 1921 в органах государственной безопасности. В 1921–1923 уполномоченный Екатеринославской губернской ЧК — губернского отдела ГПУ по Шадринскому, Тагильскому уезду. В 1923–1925 начальник Верхотурского — Нижне-Тагильского окротдела ГПУ. В 1925–1928 начальник Челябинского, Пермского окротделов ГПУ. В 1929–1930 начальник Томского окротдела — оперативного сектора ГПУ. В 1930–1931 временно исполняющий обязанности начальника, начальник Административно-организационного управления Полномочного представительства ОГПУ по Уралу. В 1931–1934 начальник Оренбургского оперативного сектора ГПУ. В 1934–1935 помощник полномочного представителя ОГПУ при СНК СССР — начальника Управления НКВД по Средне-Волжскому краю, заместитель начальника Управления НКВД по Киргизской АССР.
В 1936–1937 начальник Управления НКВД по Адыгейской автономной области, начальник Особого отдела НКВД 9-го стрелкового корпуса, начальник Краснодарского городского отдела НКВД, помощник начальника, заместитель начальника Управления НКВД по Западно-Сибирскому краю. В 1937–1938 заместитель начальника Управления НКВД по Новосибирской области.
Из письма сотрудника Томского ГО УНКВД по НСО ЕГОРОВА П.А на имя СТАЛИНА Иосифа Виссарионовича : «Садизмом и грубым цинизмом дышали все его оперативные указания 1937 года. В начале декабря мес. 1937 года мы получили указание, что суд.тройка заканчивает свою работу 10 декабря, после чего она ликвидируется. Неожидано, числа 10 декабря в Томск приехал МАЛЬЦЕВ и на созванном совещании оперсостава выступил буквально с такими «указаниями»:
«Партия и правительство продлило срок работы троек до 1 января 1938 года. За эти два-три дня, что остались до выборов в Верховный Совет, вы должны провести подготовку к операции, а 13 декабря – после выборов в Верховны Совет начать «заготовку». Даю Вам 3 дня на «заготовку» (это значит на арест людей), а затем Вы должны «нажать» и быстро закончить дела. «Колоть» это «добиваться» сознания у арестованных, не обязательно, давайте в дела «нерасколотых» два показания «расколотых» и все будет в порядке. Возрастным составом арестованных я Вас не ограничиваю, давайте стариков. Нам нужно «нажать», т.к. наши уральские соседи нас сильно «поджимают» (нужно понимать, идут по операциям впереди НСО). По РОВСу вы должны дать до 1.01.1938 года не менее 100 ч., по полякам, латышам и другим не менее 600 чел., но в общей сложности я уверен, что Вы за эти дни «подгоните» до 2000 чел. Каждый ведущий следствие должен заканчивать не мнее 7-10 дел в день – это немного, так как у нас шофера в Сталинске и Новосибирске «дают» по 12-15 дел в день. Хорошо работающим после совещания я «подброшу» денег, а вообще без награды они не останутся. Учтите, что ряд горотделов – Кемеровский, Прокопьевский и Сталинский все могут опередить. Они взяли на себя самообязательство выше, чем я вам сейчас предложил.».
Сразу же после торжественных выборов в Верховный Совет СССР 12 декабря 1937 года гор. Томск был невиданной силе потрясен новыми арестами. МАЛЬЦЕВ грубо нарушал положение о работе судебных троек. Как правило, он единолично заседал и «разбирал» дела. Первое время иногда бывал представитель крайкома ВКП(б), но когда там всех арестовали, никто уже из крайкома не присутствовал, также первое время участвовал в работе тройки облпрокурор БАРКОВ, но когда его тоже арестовали, то никто уже из прокуратуры в работе тройки участия не принимал.» (См. Организация репрессий как это было)
С мая 1938 по 28 января 1939 начальник Управления НКВД по Новосибирской области, и одновременно начальник Особого отдела Главного управления государственной безопасности НКВД Сибирского военного округа. Активный организатор репрессий. Этот период отмечен вхождением в состав особой тройки, созданной по приказу НКВД СССР от 30.07.1937 № 00447 и активным участием в сталинских репрессиях.
Депутат Верховного Совета РСФСР с июня 1938.
Арестован 25 января 1939 года. В тюрьме, боясь расправы, выдавал себя за комбрига-пограничника. Его усердно избивали на допросах, сломав четыре ребра. Осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР 14 мая 1940 на 8 лет исправительно-трудовых работ. Прокуратура опротестовала приговор как излишне мягкий, и 8 августа 1940 г. Пленум Верховного Суда направил его дело на пересмотр. Полмесяца спустя при неизвестных обстоятельствах жизнь Мальцева оборвалась: то ли в лагере, то ли в тюрьме…
ИЗ ОБЗОРНОЙ СПРАВКИ прокурора Западно-Сибирского военного округа по архивно-следственному делу бывшего начальника УНКВД Новосибирской области И. А. Мальцева
25 июля 1953 г. г. Новосибирск
Обзорная справка по архивно-следственному делу № 977721 на бывшего начальника УНКВД Новосибирской области Мальцева Ивана Алексеевича.
7 сентября 1939 г. Главным военным прокурором РККА было утверждено обвинительное заключение о предании бывшего начальника УНКВД Новосибирской области Мальцева Ивана Александровича суду по ст. 193-17 п. «б» УК РСФСР.
По обвинительному заключению Мальцев обвинялся в том, что работая в УНКВД Новосибирской области, он вел предательскую работу, направленную на подрыв мощи советского государства. Применяя извращения в оперативно-следственной работе, проводил незаконные аресты ни в чем не повинных граждан, оставляя действительных врагов народа на свободе, фальсифицировал следственные дела, создавал искусственно контрреволюционные организации, развалил агентурную работу, что способствовало сокрытию и оставлению на свободе действительных врагов советской власти […]’
Мальцев был приговорен к 8 годам заключения в ИТЛ без поражения в правах, с лишением спецзвания «майор гос. безопасности», с возбуждением ходатайства перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении Мальцева ордена Красной Звезды и юбилейной медали «XX лет РККА» […]
По сообщению ГУЛАГа НКВД СССР от 30 сентября 1940 г., заключенный Мальцев И. А. содержался в Котласском пересыльном пункте ГУЖДС НКВД, где 26 августа 1940 г. умер.
Из материалов дела видно, что Мальцев, будучи еще заместителем начальника УНКВД Запсибкрая в 1937 г. и являвшийся фактически руководителем массовых операций по арестам, на инструктивных совещаниях как оперативного аппарата УНКВД, так и начальников рай-отделений перечислял контингенты, подлежащие аресту, в числе которых называл поляков, эстонцев, немцев, латышей, финнов и др.
Выполняя эту директиву Мальцева, начальники районных и городских отделений подвергали аресту указанный контингент, не имея никаких компрометирующих материалов. В процессе же допросов добивались от арестованных показаний о причастности их к контрреволюционной организации и таким образом создавали, наряду с существующими, фиктивные контрреволюционные организации.
19 декабря 1937 года за подписью Мальцева […] в адрес всех периферийных органов НКВД была разослана директива (оперативный приказ) в котором предлагалось: «Немедленно начать широкую операцию, направленную к полной ликвидации местных «ПОВ»[1] и прежде всего ее диверсионно-шпионских и повстанческих кадров в промышленности, на транспорте, совхозах, колхозах и учреждениях.
Аресту подлежат:
- Выявленные агентурно и в процессе следствия члены «ПОВ»,
шпионы, террористы, диверсанты.- Все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии.
- Все перебежчики из Польши, независимо от времени их приезда
в СССР.- Политэмигранты и политобмененные из Польши». […]
В деле Мальцева находится заявление бывшего сотрудника УНКВД мл. лейтенанта госбезопасности Корпулева Степана Силанть-евича, адресованное в ЦК ВКП(б), СНК СССР, НКВД СССР, прокурору СССР и представителю военной коллегии Верховного суда СССР, в котором он разоблачает предательскую деятельность аппарата УНКВД Запсибкрая в 1937-1938 гг. […]
Здесь и далее опущены малозначительные детали и повторы. В заявлении Корпулева указывается:
«Достигалось это тем, что арестованным заявляли, что вы должны это сделать ради интересов партии, страны, политики Коминтерна, антифашистского фронта, очищения рядов партии от врагов народа.
Особенно на это упирали тогда, когда в показаниях обвиняемых следователи механически вписывали как участников к-р организации множество фамилий арестованных или намеченных к аресту.
Если же обвиняемые отказывались писать такие вымыслы или подписывать протоколы допроса, они подвергались стойкам на ногах без пищи, и так до тех пор, пока не подписывали или не начинали писать их, попадая в безвыходное положение, т. к. большинство арестованных просиживало и простаивало на допросах по 5-10-20 и более суток.
Обвиняемые предупреждались, что им все равно подписывать протоколы придется, в противном случае на них следствие материалы получит от других обвиняемых, причем больше, чем они сами о себе покажут. «Если же не сознаетесь, значит будете бесспорно уничтожены как не разоружившиеся враги, а при наличии сознания поедете в лагерь и будете жить».
Составленные следователями протоколы допроса обвиняемых давались на обработку начальникам отделений, их заместителям и помощникам, которые переделывали эти протоколы до такой степени, что их сами следователи не узнавали, после чего черновики протоколов перепечатывались на машинке и отдавались обвиняемым для подписания». […]
Далее в заявлении указывается, что следственная «работа» повседневно дополнялась камерной обработкой арестованных через специальных «внутренников», причем это не обычная камерная обработка, а построенная на шантаже и издевательстве над арестованными.
В заявлении указывается, что:
«Такая легкость в следствии вскружила многим головы, появился азарт и погоня за количеством дел и арестованных. Оперативные отделы УНКВД стали соревноваться между собой. Все оперативные сотрудники стремились дать больше, объемистее протоколы допросов, особенно с выходом на Москву, другие края, области и местные краевые учреждения.
Росла техника оформления «мировых» показаний. Все чаще и чаще стали арестовывать руководителей краевых парторганизаций и учреждений, перед которыми ставился вопрос, что они должны обязательно дать показания о к-р организации в той системе, где они работали».
В заявлении приводятся конкретные примеры фабрикации дел:
- Дело о партизанах по Западносибирскому и Красноярскому краям […]
- Дело о к/р организации в СибВО, по которому был отдельно выход на Наркомат обороны.
- Дело крайуполномзага Ялухина с группой его работников.
- Дело зав. крайздравотделом Тракмана […]
- Дело кузбасского право-троцкистского центра.
- Дело на бывшего секретаря крайкома ВКП(б), кандидата в члены политбюро Эйхе и др. партработников.
В заявлении прилагается фабрикация и ряда других дел (дело крупной кадетской монархической организации, на поляков, эстонцев, латышей, китайцев, корейцев и др. «малых линий»). […]
В заявлении указывается, что особенно большой размах фабрикации дел был в 3-м отделе, следственные дела которого рассматривались на тройке УНКВД.
Пом. военного прокурора ЗапсибВО
подполковник юстиции Будачев
Архив УФСБ по Томской области. Д. П-2980. Л. 256-260. Заверенная копия. Машинопись.
В августе 1940 приговор был опротестован как излишне мягкий. Умер в Котласском исправительно-трудовом лагере Архангельской области (возможно, покончил жизнь самоубийством) 26 августа 1940. Не реабилитирован.
НАГРАДЫ :
Коллегией ОГПУ золотыми часами за беспощадную борьбу с контрреволюцией 19.12.27 г.
2.12.1932 знак «Почетный работник ВЧК-ОГПУ (XV)» №247
19.12.1937 орден Красной Звезды «За образцовое и самоотверженное выполнение важнейших правительственных заданий» №3397 — ЛИШЕН.
Медаль 20 лет РККА. — ЛИШЕН.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ.
Шифротелеграмма МАЛЬЦЕВА в ЦК ВКП(б), И.В. Сталину и в НКВД, Н.И. Ежову о ходе операции и увеличении лимитов репрессированных:
5 октября 1937 г.
Зам. начальника Западносибирского УНКВД И.А. Мальцева:
На 5-е октября с. г. по кулацкой операции, кроме репрессированных по первой категории 827 ч. в лагерях и 15 чел. содержавшихся в Мариинской тюрьме, осуждено 11.374 чел., из них: по первой категории 6.513 ч. Лимит по первой категории был установлен 5.000 ч. на 1.513 ч. приговора задержаны исполнением до получения дополнительного лимита.
Первоначально лимит по первой категории для ЗСК был установлен 10.800 ч. крайне желательно и необходимо этот лимит сократить, т. к. в процессе продолжения операции новых контр-революционных формирований осталось не репрессированных по первой категории большое количество активных контрреволюционных элементов: офицеры, попы, проповедники, каратели и т. д.
Если дополнительный лимит по первой категорий нельзя оставить только для Новосибирской области, что крайне желательно, то из него можно передать для /Алтайского края 2.000 чел., за вычетом уже осужденных сверх лимита по районам Алтайского края.
Для районов и городов, отошедших в Алтайский край для репрессирования по 2-й категории, из 12.000 ч. был определен лимит 5.200 ч. Если нельзя оставить все 12.000 ч. для Новосибирской области, то Алтайскому краю передать ранее установленный лимит, за вычетом уже осужденных по 2-й категории по городам и районам Алтайского края.
Установленный лимит для репрессирования по первой категорий 800 ч. по Сиблагу исчерпан. В лагерях содержится 59 тысяч чел., из них: 11.724 осужденных за к[онтр]-революционные] преступления, из них 119 измеников родины, 726 шпионов, 721 террористов, 155 диверсантов, 275 перебежчиков. Кроме этого,остались еще за отсутствием лимита не репрессированы бандиты-рецидивисты, занимающиеся внутрилагерным бандитизмом.
На 5 октября с. г. осталось законченных следственных дел, но не рассмотренных за отсутствием лимита на 509 ч., из них: повстанцы 116, шпионы 60, участники фашистских организаций 74, террористы 32, вредители-диверсанты 27, бандиты 200.
По социальную прошлому: кулаки 48 ч., бывшие офицеры 42 ч., каратели 14 чел., проповедники 11 ч., духовенство 98 ч., помещики фабрикан. 17 ч, дворяне 7, другие элементы 200, проче 72. Всего 509 ч.
Крайне необходим лимит для репрессирования по Сиблагу 1-й категории не менее 1.000 чел.
Впервые опубликовано: Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. -Барнаул, 2000. Т. 3. Ч. 1. С. 571-573.
ИЗ ОБЗОРНОЙ СПРАВКИ прокурора Западно-Сибирского военного округа по архивно-следственному делу бывшего начальника УНКВД Новосибирской области И. А. Мальцева
25 июля 1953 г. г. Новосибирск
Обзорная справка по архивно-следственному делу № 977721 на бывшего начальника УНКВД Новосибирской области Мальцева Ивана Алексеевича.
7 сентября 1939 г. Главным военным прокурором РККА было утверждено обвинительное заключение о предании бывшего начальника УНКВД Новосибирской области Мальцева Ивана Александровича суду по ст. 193-17 п. «б» УК РСФСР.
По обвинительному заключению Мальцев обвинялся в том, что работая в УНКВД Новосибирской области, он вел предательскую работу, направленную на подрыв мощи советского государства. Применяя извращения в оперативно-следственной работе, проводил незаконные аресты ни в чем не повинных граждан, оставляя действительных врагов народа на свободе, фальсифицировал следственные дела, создавал искусственно контрреволюционные организации, развалил агентурную работу, что способствовало сокрытию и оставлению на свободе действительных врагов советской власти […]’
Мальцев был приговорен к 8 годам заключения в ИТЛ без поражения в правах, с лишением спецзвания «майор гос. безопасности», с возбуждением ходатайства перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении Мальцева ордена Красной Звезды и юбилейной медали «XX лет РККА» […]
По сообщению ГУЛАГа НКВД СССР от 30 сентября 1940 г., заключенный Мальцев И. А. содержался в Котласском пересыльном пункте ГУЖДС НКВД, где 26 августа 1940 г. умер.
Из материалов дела видно, что Мальцев, будучи еще заместителем начальника УНКВД Запсибкрая в 1937 г. и являвшийся фактически руководителем массовых операций по арестам, на инструктивных совещаниях как оперативного аппарата УНКВД, так и начальников райотделений перечислял контингенты, подлежащие аресту, в числе которых называл поляков, эстонцев, немцев, латышей, финнов и др.
Выполняя эту директиву Мальцева, начальники районных и городских отделений подвергали аресту указанный контингент, не имея никаких компрометирующих материалов. В процессе же допросов добивались от арестованных показаний о причастности их к контрреволюционной организации и таким образом создавали, наряду с существующими, фиктивные контрреволюционные организации.
19 декабря 1937 года за подписью Мальцева […] в адрес всех периферийных органов НКВД была разослана директива (оперативный приказ) в котором предлагалось: «Немедленно начать широкую операцию, направленную к полной ликвидации местных «ПОВ»[3] и прежде всего ее диверсионно-шпионских и повстанческих кадров в промышленности, на транспорте, совхозах, колхозах и учреждениях.
Аресту подлежат:
1. Выявленные агентурно и в процессе следствия члены «ПОВ»,
шпионы, террористы, диверсанты.
2. Все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии.
3. Все перебежчики из Польши, независимо от времени их приезда
в СССР.
4. Политэмигранты и политобмененные из Польши». […]
В деле Мальцева находится заявление бывшего сотрудника УНКВД мл. лейтенанта госбезопасности Корпулева Степана Силантьевича, адресованное в ЦК ВКП(б), СНК СССР, НКВД СССР, прокурору СССР и представителю военной коллегии Верховного суда СССР, в котором он разоблачает предательскую деятельность аппарата УНКВД Запсибкрая в 1937-1938 гг. […]
Здесь и далее опущены малозначительные детали и повторы.
В заявлении Корпулева указывается:
«Достигалось это тем, что арестованным заявляли, что вы должны это сделать ради интересов партии, страны, политики Коминтерна, антифашистского фронта, очищения рядов партии от врагов народа.
Особенно на это упирали тогда, когда в показаниях обвиняемых следователи механически вписывали как участников к-р организации множество фамилий арестованных или намеченных к аресту.
Если же обвиняемые отказывались писать такие вымыслы или подписывать протоколы допроса, они подвергались стойкам на ногах без пищи, и так до тех пор, пока не подписывали или не начинали писать их, попадая в безвыходное положение, т. к. большинство арестованных просиживало и простаивало на допросах по 5-10-20 и более суток.
Обвиняемые предупреждались, что им все равно подписывать протоколы придется, в противном случае на них следствие материалы получит от других обвиняемых, причем больше, чем они сами о себе покажут. «Если же не сознаетесь, значит будете бесспорно уничтожены как не разоружившиеся враги, а при наличии сознания поедете в лагерь и будете жить».
Составленные следователями протоколы допроса обвиняемых давались на обработку начальникам отделений, их заместителям и помощникам, которые переделывали эти протоколы до такой степени, что их сами следователи не узнавали, после чего черновики протоколов перепечатывались на машинке и отдавались обвиняемым для подписания». […]
Далее в заявлении указывается, что следственная «работа» повседневно дополнялась камерной обработкой арестованных через специальных «внутренников», причем это не обычная камерная обработка, а построенная на шантаже и издевательстве над арестованными.
В заявлении указывается, что:
«Такая легкость в следствии вскружила многим головы, появился азарт и погоня за количеством дел и арестованных. Оперативные отделы УНКВД стали соревноваться между собой. Все оперативные сотрудники стремились дать больше, объемистее протоколы допросов, особенно с выходом на Москву, другие края, области и местные краевые учреждения.
Росла техника оформления «мировых» показаний. Все чаще и чаще стали арестовывать руководителей краевых парторганизаций и учреждений, перед которыми ставился вопрос, что они должны обязательно дать показания о к-р организации в той системе, где они работали».
В заявлении приводятся конкретные примеры фабрикации дел:
1. Дело о партизанах по Западносибирскому и Красноярскому краям […]
2. Дело о к/р организации в СибВО, по которому был отдельно выход на Наркомат обороны.
3. Дело крайуполномзага Ялухина с группой его работников.
4. Дело зав. крайздравотделом Тракмана […]
5. Дело кузбасского право-троцкистского центра.
6. Дело на бывшего секретаря крайкома ВКП(б), кандидата в члены политбюро Эйхе и др. партработников.
В заявлении прилагается фабрикация и ряда других дел (дело крупной кадетской монархической организации, на поляков, эстонцев, латышей, китайцев, корейцев и др. «малых линий»). […]
В заявлении указывается, что особенно большой размах фабрикации дел был в 3-м отделе, следственные дела которого рассматривались на тройке УНКВД.
Пом. военного прокурора ЗапсибВО
подполковник юстиции Будачев
Архив УФСБ по Томской области. Д. П-2980. Л. 256-260. Заверенная копия.
ТАЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ 