Воспоминание о жизни в Сибири. Дети врагов народа. Валентина Гумбелис

Сегодня мы начинаем цикл статей-воспоминаний о жизни детей, отцов которых расстреляли сталинские палачи. Мало кто сегодня по настоящему понимает, каково это было остаться  без отца,  жить со статусом детей «врагов народа», через какие невзгоды, беды и унижения им пришлось пройти. Спасибо им за то что они сумели выжить и смогли донести и рассказать нам всю правду.

Начинаем цикл с воспоминаний о жизни в Сибири Валентины Гумбелис, дочери расстрелянного в 1938 году в Томской тюрьме ГУМБЕЛИС Мартина. 

Матрин Мартинович ГУМБЕЛИС —  один из 160 репрессированных Таловского сельсовета Тайгинского района,  большинство которых было расстреляно в 1937-1938 г.

 

СПРАВКА

Валентина СТРАДЗИЕНЕ-ГУМБЯЛИС, литовка, родилась 1 октября 1937 года в г.Тайге Кемеровской обл. Ее отец Мартин ГУМБЕЛИС был арестован и расстрелян в 1938 году в Томской тюрьме, когда Валентине было 5 месяцев. После ареста, мама Анна с маленькой Валей и старшим сыном Петром вернулась к своим родителям, Брониславе и Константину Дуевич, в с.Таловку Кемеровской обл. Там же в 1945 году она пошла в семилетнюю школу, где училась до переезда с мамой и братом к родственникам в Литву в январе 1950 г. Куда переехала по приглашению и вызову дедушки ГУМБЕЛИС Мартина.  В Литве пошла учиться уже в 7 класс.  В 1952 году перешла в литовскую Биржайскую первую школу, которую окончила в 1956 году. После окончания школы  поступила в Вильнюсский государственный университет на естественный факультет, специальность — биология. После окончания университета с августа 1961 года стала работать старшим лаборантом в лаборатории безпозвоночных животных. С 1989 года в лаборатории экологии почвенных безпозвоночных в научно-исследовательском Институте зоологии и паразитологии Академии наук Литовской ССР.

Вышла замуж и родила двоих сыновей.

С 1963 по 1977 год — младший научный сотрудник

С 1977 по 2000 год — старший научный сотрудник

С 2001 года — не штатный научный сотрудник

10 марта 1970 года защитила диссертацию кандидата биологических наук «Влияние эрозии и мелиорации почвы на фауну почвенных личинок насекомых». В 1984 году присвоено звание старшего научного сотрудника. Участвовала в многочисленных экспедициях по изучению экосистем. Автор 110 научных работ. Является соавтором 6-ти коллективных монографий. Делала научные доклады в Латвии, Эстонии, Карелии, России, Белоруссии, Украине, Азербайджане, Грузии и Туркмении.

Живет в Литве.

 

 

Семья Гумбелис переселилась в Сибирь из Литвы при царе, во времена столыпинской реформы. Их и других литовцев расселили  недалеко от г. Анжеро-Судженск. В 1912 году родился Мартин. Окончил 6 классов школы. В 1933 году он женился на дочери раскулаченного Константина Дуевич (литовца) Анне.  Анна родилась в 1907 году в Литве и переехала в Сибирь с родителями в 1914 году. Отец ее Константин Дуевич купил у двух латгальских переселенцев два хутора в Дроздовском обществе Таловской волости. Будучи участником японской войны, он вскоре был призван и на первую мировую, которую тоже прошел целым и невредимым.Вернувшись с фронта крестьянствовал. Во времена НЭПа купил сельхозтехнику, продавал свою продукцию на базарах. Дети, Петр и Анна учились. Анна после окончания школы поехала учиться в Омск в советско-партийную школу на учительницу. В 1931 году  она была назначена инспектором в РОНО г.Тайга (занималась регистрацией беспризорных детей). Но в этом же 1931 году раскулачили ее отца (обвиненного в саботаже)  отобрав у него все имущество (как вспоминают родственники отняли даже последнюю постель и полотенца) и выселив из Дроздовки.  Дуевич переехали в соседнюю Таловку, где их приняли в колхоз и выделили корову. Анну же заставляли отказаться от отца, что она делать категорически отказалась, за это ее уволили из РОНО и ей пришлось идти работать чернорабочей в г.Тайге на квасном заводе. В 1933 году , как отмечалось выше, она вышла замуж за Мартина ГУМБЕЛИС.

Осенью 1934 года у них родился первенец Петр. Когда мальчику было две недели Мартина забрали в армию, где он прослужил до 1936 года. После демобилизации, в ноябре 1936 года МАРТИН устроился работать дежурным по парку ст.Тайга.

1 октября 1937 года родилась дочь Валентина, а через пять месяцев 28 февраля 1938 года Мартин ГУМБЕЛИС был арестован ОДТО УГБ НКВД ст.Тайга  по обвинению в шпионаже, диверсионной работе и подготовке террористического акта. Дело его было полностью сфабриковано транспортными тайгинскими чекистами и арестовали его как и многих других для выполнения плана по «врагам народа». На все следствие у тайгинских чекистов ушло 10 дней. Провел арест и сфабриковал дело следователь-оперуполномоченный ОДТО УГБ НКВД ст. Тайга СЕРГЕЕВ Т.С.

Постановлением Тройки НКВД по Новосибирской области №208/л от 28.10.38 г. ГУМБЕЛИС М.М. был приговорен по ст.58-2-6-9-10-11  к ВМН — расстрелу. Приказание о расстреле приведено в исполнение 31.10.1938 в ТОМСКОЙ ТЮРЬМЕ. Вместе с Мартином Мартиновичем было расстреляно еще 8 человек.

Через 20 с небольшим лет, 3 марта 1959 года ГУМБЕЛИС Мартин Мартинович определением №210 Военного трибунала СибВО был реабилитирован за отсутствием состава преступления.

 

 

                                          Воспоминание о жизни в Сибири

                                          (Валентина Страздиене-Гумбялис)                 

                                                      Дочь Гумбелис Мартина

Моя мама Гумбелис (Дуевич) Анна окончила Омскую советско-партийную школу 2-й ступени. После этого она жила в Тайге. В 1931 году устроилась инспектором в РОНО, надо было регистрировать беспризорных детей. Спустя год перешла на квасной завод чернорабочей, а в 1936 году — в сберегательную кассу. В 1933 году вышла замуж за Мартина Гумбелис (1912.08.16 -1938.10.31). В 1934.10.09 родился мой брат Петр Гумбелис (умер в 1996 году в Биржае Литва). Брату было всего 2 недели, как папу взяли в Красную армию. После двух лет осенью 1936 года вернулся. 27 ноября 1936 года устроился то ли сторожем то ли стрелочником на Томской железной дороге в парке Тайга.

1937.10.01 родилась я, а спустя 5 месяцев — 28 февраля он не вернулся с работы. Дома провели обыск. В главном искали письма из Литвы. Ни писем , ни других их интересующих вещей не нашли. Ничего не объяснили, папа не вернулся…. На другой день через расстояние маме и ему разрешили переброситься несколькими словами. Он попросил принести подушку, одеяло, кое что из одежды, теплые носки, сахару. На другой день день мама принесла, но увидеть его не увидела. Принесенные вещи взяли. Но вряд ли они ему достались…. Так на все времена он исчез из нашей жизни навсегда, а мы стали семьей врага народа. Маму уволили с работы. Временно приняли на заготовку зерна (там работали и две сестры папы Марта и Юлия, мужья которых тоже были репрессированы). Надо было таскать тяжелые мешки с зерном. После этой работы маму никуда не принимали и она вернулась к родителям в Таловку. Таловский колхоз уже был переведен в статус Лесной артели. С этой работой тоже было очень трудно. Женщины ручными пилами валили лес, обрубали ветки.

В моей детской памяти осталось, что в артели были две лошади, которыми бревна тянули на завод, а там те же женщины управляли станком, который распиливал бревна на доски. Делали лыжи — и длинные и короткие, и широкие , и узкие, говорили, что для фронта. Все делали женщины. Русские мужчины были на войне, а не русские все репрессированы. В деревне остались только старики, женщины, дети и вернулось несколько раненых инвалидов.

На сколько помню все мы русские и не русские жили дружно. Только иногда дети, наши друзья, ни с того ни с чего нас обзывали фашистами, тогда мой брат с ними дрался. Я даже и не знала чьи отцы были репрессированы. Единственное что знала, что в Таловке живут родственники  Текля Аузин с дочерьми, бабушкина сестра Сливинская (Якштоните), мамина двоюродная сестра Анна Кливинская (Гинет). Все мы были семьями врагов народа. Но об этом почти не говорили. Взрослые шепотом говорили, чтобы мы не слышали. Так что я и не знаю других, кто принадлежал к этой категории. Голодали и мерзли и мы и русские. Только разница была в том, что они знали, что ихние отцы воюют, а мы блуждали как слепые котята в огромных лабиринтах из которых не находили никакого выхода…..

После смерти дедушки Дуевич Константина Петровича (1872.09.01- 1944.03.04) наша жизнь стала намного тяжелее. На мамины плечи легла не только работа в артели, но и вся подготовка дров, сена и частично огород, особенно копание земли, которой до 1948 года было около 50 соток у дома.

Мама (Дуевич-Гумбялис) еще нелегально имела небольшую лужайку около речушки Таловочка. На эту лужайку она даже и нас с Петей ни разу не водила, так что не могу точно сказать, где она была и какой величины. Мама одна копала землю, одна садила картошку, окучивала и приносила домой урожай.

Огород около дома обрабатывала главным образом бабушка. Мы с братом Петей (Петрас Гумбялис 1934.10.09 – 1996.11.05) ей помогали. Картошку все садили под лопаты и окучивали мотыгами, а огород присматривала бабушка, я почти все время была с ней. И садили, и пололи. Я очень многому у нее научилась.

Осенью бабушка внимательно просматривала весь урожай. Картошку с сухой гнилью не выбрасывали, а отдавали скоту, или даже сами съедали, в зависимости от того, какой был урожай. Чаще всего ее терли и пекли драники или варили кашу.

Пока в артели было две лошади, так весной огород вспахивали, зимой из леса привозили дрова, сено, а когда одна лошадь сдохла (мясо разделили между членами артели, и мы его съели), все делали вручную. Огороды копали лопатами, на санках возили дрова, сено.

Бабушка Бронислава Дуевич (Аукштолите 1881г. – 1963.09.03) очень много рассказывала о Литве, пела литовские народные песни. В Литве и небо было синее, и трава зеленее, дороги гладкие как стол, а грибы в лесу – нагнешься и видишь их на несколько метров. Но в лиственных лесах, которые окружали Биржай (Литва), я несколько раз пробовала так увидеть грибы, но увы, так и не увидела. Может быть грибы росли в хвойном лесу.

Уже будучи 8-10 лет, мы с братом знали, что Сибирь — наше место рождения, а наша родина ЛИТВА. Я Литву узнала через бабушку. Она много рассказывала о природе, о садах. У нас были 2 тарелки, на дне которых красовалось по веточке сирени. Так она все вспоминала и рассказывала об ее аромате. И сейчас, как только зацветает сирень, у меня каждый раз сжимается сердце.

Живя в Сибири, бабушка даже в своем огороженном палисаднике все время выращивала только те цветы, которые привезла с собой из Литвы. А ведь в Сибири так много очень красивых полевых и лесных цветов. Но ни одного местного цветка она в свой палисадник не пускала. Очень сильная ностальгия была у нее по Родине. Заветной ее мечтой было хоть умереть ДОМА.

И слава Богу, после возвращения домой она прожила еще 13 лет.

В мою память очень врезались два подряд засушливых лета 1945-1946 и 1946-1947 годов, когда был очень плохой урожай. Питались, главным образом, картошкой и овощами. Хлеба выдавали по 400 грамм рабочим и по 200 грамм иждивенцам, но его вечно не привозили. Хлеба не видели месяцами. Магазин был абсолютно пустой. Не было ни соли, ни мыла, ни спичек.

Особенно трудно было ранней весной. Картошка посажена, овощи кончились. Когда уже сходил снег, собирали оставшуюся гнилую и засохшую картошку. Бабушка из нее, чаще всего, на буржуйке, пекла лепешки.

Мы, дети, гурьбой, с торбами, ежедневно ходили в лес. Сначала появлялась черемша, потом крапива, лебеда, почки кустарников, деревьев, пуки, осот, мокрица, конский щавель. Показывались спороносные колоски полевого хвоща. Сначала наедались этой зелени. Ели все, что только не было горьким. Особенно красненькие пихтовые побеги, потом спороносные колоски полевого хвоща и другие травы.

Сейчас в научной литературе нашла, что полевой хвощ не рекомендуется при воспалительных заболеваниях почек, так как вызывает их раздражение и может навредить. Хотя имеются данные что при мочекаменной болезни рекомендуется пить чай из полевого хвоща. Во время появления спороносных колосков мы очень много их съедали. От этого или нет, но я уже в Сибири чувствовала боли в области почек. С почками очень долго мучилась. Одна почка три раза оперирована, два раза удаляли камни, а на третий раз удалили почку (1972, 1976, 1986). С одной почкой живу уже почти 33 года. Одной почке трудно справится, но меня бережет Господь Бог. В общей сложности перенесла 10 операций, а 6 из них очень сложные с компликациями. Но меня окружает довольно много очень добрых людей и не только родные, но и подруги со школьных и студенческих лет, сослуживцы. Не раз и не два дежурили у моей постели ночами, давали кров. Большое им спасибо!

Благодарю Бога за это и за то, что нам удалось вернуться на Родину.

Мало того, что питались тем, что вырастили в своем огороде, еще надо было сдавать налоги, точно не могу сказать сколько, но около 1/5 надо было везти на телеге в сельсовет: и картошку, и капусту, морковку и свеклу, и прочее. И от каждой коровы надо было сдавать топленое масло. Сначала у нас было две коровы, дедушкина и наша, но помню, как одну запретили. В то время коровы не были очень молочными, да и подкармливать их было нечем. Так ни сметаны, ни масла мы даже не видели.

Вспоминаю, что за все то время только два раза бабушка сварила картошку, на тарелку положила творог и на него кусочек около полсантиметра масла. Это было что-то божественное…

Так как не было соли, поэтому бабушка колола деревянный бочонок, в котором раньше засаливали мясо, и клала эти деревянные кусочки в травяной суп вместо соли.

Не было и спичек. Если за ночь угасала буржуйка, выходили во двор и смотрели, из какой избы вьется дымок, тогда брали утюг и шли одалживать уголек (такой железный утюг, в котором можно раздуть уголек).

Вместо мыло использовали древесный щелок. И голову мыли, сами мылись и белье стирали.

Если держали поросенка (иногда урожай картошки позволял хоть несколько месяцев прокормить поросенка), то его шкуру тоже надо было отдавать в заготовки. Однажды нашли на чердаке шкуру поросенка, которая там лежала несколько лет, так бабушка ее осмолила и нам с братом Петей варила по кусочку.

Летом, когда в речке согревалась вода, мы втроем (я и соседские дети, вроде бы мальчик Сидельников Коля и какая-то девочка), в реке ловили рыбу. Двое тянут бредень, а третий несет ведро. По несколько часов бродили, иногда даже половину или даже 2/3 ведра попадало. Тогда кружкой делили свой улов. Если попадала одна-другая рыбешка побольше, тогда делили штуками, а если не хватало, отдавали в другой раз. Очень сознательно и по -честному делили. Бродили до тех пор, пока не замерзали. Я и плавать научилась в реке Яя.

А перед этим, примерно в апреле, сверлили стволы берез и собирали березовый сок. Через сезон собирали его довольно большой бочонок, наверх клали веточки черной смородины и сок пили больше половины лета. Летом собирали грибы. Очень большой спрос имела ягода черемухи и калины. За эту ягоду соревновалась вся деревня. Калину и рябину держали свежей на вышке, а черемуху сушили и толкли. Бабушка калину варила с брюквой и потом ели с картошкой.

Осенью перед заморозками собирали ягоду красной смородины, заливали ее водой, она замерзала, и почти всю зиму имели свежую ягоду.

Помню, что на краю нашей деревни стоял большой полу-погреб, полу-сарай, где хранили артельную картошку и прочее. А наша мечта была, как выкрасть из него хотя бы по одной картошине. Когда возвращались из леса с травами, все строили планы, как привязать вилку и через трубу этого погреба вытянуть по картошине. Но так и не сообразили.

Летом, когда в огороде подрастала свекла и можно было ломать ботву, тогда чаще всего ее и варили. Постепенно поспевала ягода (жимолость, земляника, черная и красная смородина, малина. Ни черники, ни брусники, ни клюквы вблизи не росло. Но даже если бы и росла, то не было ни сахара, ни меда, без которых заготовки никакой не сделаешь.

Когда подросли, примерно с 1947 года, мы с братом Петей и соседские дети, Маша и ее брат (Сапожниковы), ходили в тайгу за кедровыми орехами. Мальчишки каким-то образом зализали на кедры, трясли и сбивали шишки, а мы с Машей их терли и просеивали.

Этот кедрач находился около 3-4 километров от Таловки и принадлежал другому колхозу, председательницей которого была Кротова. Когда возвращались с орехами, часто муж председательницы грозился отобрать орехи. Так что сложно бывало пройти через эту деревню. Иногда мы убегали от него, иногда обходили эту деревню с другой стороны через болото. (КРОТОВА Анна Ермолаевна, в народе известна как «Кротиха», председатель колхоза «Путь Ленина» (д.Ср.Таловка) участвовала в репрессиях, писала доносы, жестко эксплуатировала население и держала всех в страхе. Подробнее о Кротовой здесь. Прим. сайта)

Однажды, не помню, по какому поводу, помню себя, что я стою на кухне в доме у Кротовых, и на столе вижу сахарницу, с коричневым сахаром (песком). Помню, что я боюсь и чувствую себя очень неловко. Но о чем шла речь ничего не помню, все мое внимание сосредоточено на этой сахарнице.

Бывало орехов набирали до четверти мешка, для нас это была очень большая удача и помощь пережить голодную зиму.

В то время все страдали от вшей, блох, клопов, тараканов, а кое-кто и от чесотки. С клопами боролись, вынося зимой кровати на мороз. Каждую субботу полы скребли ножами. Но все это совсем не помогало от блох и тараканов и тем более от вшей. Каждую субботу топили баню, белье развешивали на жерди над горячими камнями, но это только на пару дней уменьшало количество вшей. Со вшами боролись разными способами. Искали вшей друг у друга в волосах с помощью ножа, чесали гребешками, и мыли голову щелочью.

Помню, как однажды на моей голове высыпала золотуха, это была такая страшная мука, что и передать невозможно. Так невыносимо чесалась голова, ни днем, ни ночью не было покоя. Бабушка использовала разные травы и потом волосы совсем остригли.

Помню, в школе часто заставляли всех стричься наголо.

Моей первой учительницей в 1945 году была дочь Кротовой. С третьего класса учителем был какой-то мужчина. Тогда было очень трудно с одеждой и обувью. Мне с одеждой было полбеды, перешивали тетину одежду, а обуви не было никакой. В третьем классе пошла в школу босиком. Учитель сказал, что босиком нельзя, но у меня только валенки, а на улице мокро…

Слава Богу, что у бабушкиной сестры, Анны Сливинской, нашлись сапожки на высоком каблуке. Помню, как девочки из деревни «Гайсма» ходили в школу в платьях, пошитых из мешковины.

Долгое время у дома было 50 соток земли, где мы садили картошку и огород, но после войны, в 1945 или 1946 году, пришел чиновник из района и предупредил, что можно оставить себе только по 12 соток. Тогда моя бабушка пошла в сельсовет и убедила его, что без картошки мы все умрем от голода. Он согласился и оставил все, как было. Однако в 1948 году другой чиновник отмерил и разрешил использовать только 12 соток земли. Работы уменьшилось, но и картошки тоже.

Мы из Таловки уехали 03 января 1950 года. Картошка была почти вся съедена, но тогда уже был хлеб. Его пекли в самой Таловке и на каждую семью по карточкам продавали по 2 кг. Хлеб пекли на половину с картошкой, но это был уже ХЛЕБ.

Помню, как первый раз принесли эти 2 кг. Бабушка положила его в сундук и наказала нам, детям, его не трогать, пошла наломать малиновых веток для чая. Так мы с братом Петей все ходили вокруг сундука и нюхали этот неповторимый запах хлеба.

А когда бабушка сварила из малиновых веток чай и дала кушать хлеб, я до сих пор не могу забыть и сейчас помню запах и вкус того хлеба. И до сих пор не могу выбросить ни корочки хлеба, ни другой еды.

Еще года два перед этим один бабушкин знакомый из Тайги оставил пол-литровую банку крупы-просо. Бабушка пошла ворошить сено, а нам наказала не трогать эту крупу. Обещала, когда вернется, сварить из нее кашу. Мы с братом решили попробовать, что это за чудо такое . Насыпали в тарелочку и, послюнявив пальцы, стали пробовать. Так незаметно и «склевали» всю крупу. Бабушка вернулась, а крупы нет.

Через несколько часов у нас заболели животы, и не переваренная крупа удалилась.

Вообще, сколько себя помню, в Сибири почти все время были голодными.

Одно время тетя Валерия Дуевич (Плотникова, Иванова 1922.03.05-1997.05.04) работала в детском садике. За ее сыночком Юрием Ивановым (1945.01.06-1953.08.07) приглядывала моя бабушка. Ему было выделено около 300-400 мл. жиденькой манной каши. За этой кашей ходила я. И пока возвращалась, половину ее, а то и больше я и выпивала.

Помню 1947 год, когда перед выборами к нам пришел председатель сельсовета и попросил тетю во время выборов поработать в буфете, где будет сладкий чай и бутерброды с колбасой. Когда он ушел я и спрашиваю, а что это такое — эта колбаса – та, что растет (колба), а мне уже шел десятый год… (это была обычный и постоянный прием Советской власти, чтобы привлечь максимальное число людей на избирательные участки привозили какие то дефицитные товары и народ шел и голосовал за тех кого уже и без них выбрали. Прим.сайта)

Во время выборов мы, все дети деревни, по несколько раз стояли в очереди за этим сладким чаем, а бутерброды были ограничены.

Через деревню иногда проезжал автомобиль- полуторка. Это было большое событие, все дети мчались к дороге. Однажды летом из Тайги в сторону Яшкино ехал автомобиль, а когда он проезжал мимо нас, из него посыпалось небольшое количество конфет- такие зелененькие «подушечки». Мы все бросились в дорожную пыль искать эти подушечки, и кому удалось найти, немножко обтирали о бока и в рот.

Помню, как к одной моей подружке, русской девочке из России, в гости приехали родные с гостинцами. Моя подружка вынесла мне голову селедки и одно яблоко. Эта голова селедки была не меньшим деликатесом, чем творог с маслом, которую я немедленно с большим аппетитом съела вместе с костями, глазами и жабрами, а яблоко принесла домой и со всеми поделилась.

Однажды в школу после Нового года привезли черную (видимо ржаную) муку, и директор попросил мою бабушку испечь ученикам по булочке. Это был гостинец от Сталина в честь Нового года.

На другой год, уже после каникул, тоже от Сталина всем ученикам поделили по два пряника. Мне так хотелось эти два пряника принести домой, но не выдержала и попробовала. А как попробовала, так и не могла сдержаться. И так по крошке, по крошке я их и съела, даже и вкуса почти не почувствовала.

Еще одним чудом было, когда тетя Текля Аузина – Гинет (жена маминого двоюродного брата, Леонтия Гинет (1909-1938.11.01), в то время работавшая на вагонетках и всю смену по несколько суток не возвращалась домой из тайги, вернулась с работы и пришла к нам с целой буханкой белого хлеба. Тогда я первый раз в жизни увидела белый хлеб. Ее дочери были у нас дома и тетя Текля всем нам пятерым отрезала по ломтику через всю буханку этого хлеба. Это тоже было

что-то невероятное…

Иногда ее дочери приходили к нам и моя бабушка наливала им что было сварено. Жили они в другом доме, вроде бы за Яей. Кто за ними присматривал и помогал, даже и не знаю, потому что их мать по несколько суток не приходила с работы домой. Уверена, что им было намного труднее, чем нам с братом. Мы постоянно имели рядом бабушку, а маму тоже редко видели, но она хотя бы ночевала дома.  Утром на завод уходила, когда мы еще спали, и часто возвращалась, когда мы уже спали. Днем работа на заводе, после работы – сено, дрова, но все равно она была рядом.

Не помню, в каком году тетя Валерия заболела открытой формой туберкулеза легких. Так и вижу, как она закашляла и изо рта хлынул фонтан крови. Была зима, и на другой день она пешком пошла в Тайгу к врачу. Установили диагноз, дали немного лекарства и посоветовали хорошо питаться. А откуда оно, это хорошее питание?

У нас была собака Тузик. Тузика пожертвовали, но мы с братом Петей, конечно, этого не знали. Увидели только тогда, когда его вытащили из печки. Вытопилось немного жира, который пила тетя, а мясо мы с Петей, очень вкусное, с большим аппетитом съели. Тетя Валерия страдала легкими всю жизнь. Больше туберкулезом никто не заразился. Только у моих сыновей реакция Манту всегда была положительной, у младшего в легких были какие-то изменения, полгода его лечили в детском санатории.

После того, как их (семью дедушки Константина и Брониславы Дуевич) раскулачили и выгнали из Дроздовки, вся наша жизнь в Сибири стала очень скудной. В Таловке в домике были три кровати и по одной простыне, когда их стирали, то спали без них и накрывались ватниками, полушубками и тем, что попадет под руку.

Из игрушек у нас был только деревянный конек. Летом из коровьих волос все дети накатывали себе волосяные мячики. Кому-то повезло,

он получил настоящий черный резиновый мячик. Все дети просили хотя бы подержать его и пару раз стукнуть им о землю. Очень редко, когда удавалось его потрогать.

Наша бабушка была очень добрая, разбиралась в лекарственных травах. Женщины к ней часто приходили за советом.

У нас была и ножная швейная машинка Зингер, привезенная из Литвы (не знаю, каким образом им удалось ее выпросить после раскулачивания), так приходили женщины что-то перешить, где-то подправить одежду.

Помню, что часто приходила одна немка, семья которой была выслана в нашу деревню.

У нас часто жил кто-то из посторонних. То две девочки из деревни Окраина, учились в семилетней школе, то две ссыльные девушки-полячки, даже цыганская семья с двумя маленькими детьми. Все они спали на полу.

Я была дома и видела, как зимой у нашего дома остановилась подвода, из которой поднялись мужчина и женщина, держа в руках тулупы с маленькими детьми. Попросились погреться и так они «грелись» месяца полтора-два, пока председатель сельсовета не попросил их уехать. Несколько раз он приходил со своим требованием, бабушка заступалась за них, но к весне они были вынуждены уехать.

Бабушку во время сенокоса (за несколько километров от деревни, где все жили в пихтовых палатках), просили готовить еду рабочим, и нас тоже брали с собой.

У бабушки был красивый шерстяной шикарный костюм, привезенный из Литвы. Часто приходили одолжить этот костюм для самодеятельности. Когда ее спрашивали, кто вы такие, так она с гордостью отвечала, мы католики.

Нас с братом Петей крестили в Биржайском (г. Биржай) католическом костеле Св. Иоанна Крестителя 29 января 1950 года (мы вернулись в Литву 20 января 1950г.)

В школе нас так идеологически обрабатывали, что и сомнений не вызывало, что в Советском Союзе живут свободные и счастливые люди.

Очень хорошо помню 9 мая 1945 года. В сельсовете граммофон очень громко транслирует о победе над Германией и звучит песня «Широка страна моя родная», а я босиком, с замерзшими ногами, полуголодная, прыгаю через кучки снега и радуюсь, что я живу в Советском Союзе, могу бегать, играть, а там в Америке бедные дети работают…

Помню, в школе было всего несколько экземпляров учебников, которыми делился весь класс. Так мы постоянно бегали за этими учебниками друг к другу. Когда кончалась тетрадка, показывали ее директору, и он давал новую. Но однажды они и у него кончились. И не было никакого клочка бумаги. Так директор вместо тетрадей делил между нами брошюры Сталина, и мы писали между строк. Рисковал человек … (директором Таловской школы был Васьковцев Тихон Григорьевич. Прим. сайта)

Помню, как через Таловку со стороны Тайги дважды гнали колонну заключенных. Впереди шло около 20-25 человек, закованных цепями. С обеих сторон колонны шли по 2-3 человека солдат с собаками. За этой колонной, тоже охраняемая, свободно, без цепей шла довольно большая группа заключенных. Всех их загнали в недействующую церковь на берегу реки Яя. Уже темнело. Но еще долго слышалось, как заключенные просили пить, пить… Рядом река, а им, бедняжкам, даже не дали вдоволь напиться. Накормили ли их, хватило ли им всем места прилечь? Утром, когда мы проснулись, их уже не было. ( в 20 км. от с.Таловка в д.Горевка в тайге находился лагерь строгого режим, там отбывали срока «большесрочники» . Заключенных периодически перегоняли под большой охраной. Каждую весну случались побеги из лагеря. Прим. автора)

Видела, как один раз со стороны Яшкино в сторону Тайги гнали молодого мужчину, за руки привязанного к лошади. Через несколько часов его, уже мертвого, везли обратно.

На Таловском кладбище, которое было почти что между нашим домом и школой, выкопали совсем неглубокую яму и труп прямо из телеги вывернули в эту яму. Мы, дети, наблюдали это зрелище, находясь недалеко. Было видно, что яма совсем неглубокая. Потом мужчины, закопавшие этот труп, говорили, что он сбежал, поэтому его и застрелили. Какое вранье! Мы, дети, и то понимали, что так привязанный к лошади человек никак не мог бы бежать.

Однажды через Таловку мужчины на носилках, сделанных из жердей, несли мертвого юношу, из кедрача в сторону Яшкино.

Когда вернулись из Сибири, нам с братом было наказано ничего не говорить о Папе.

В Биржае в то время был военный гарнизон и была русская семилетняя школа. Я училась в пятом классе, а Петя в седьмом. После окончания семилетки встал вопрос, где дальше учиться? Петя больше не учился, а я в 1952 году пошла в литовскую среднюю школу (сейчас это гимназия). Основ литовского языка я совершенно не имела, а вместо немецкого языка надо было учить английский. Было очень трудно, но все учителя были очень лояльные. Со мной в классе индивидуально занимались по литовскому языку, мама наняла учительницу английского языка, которая занималась со мной и я, пусть с тройками, смогла присоединиться к классу. Но с литовским и английским языками мне все время было трудно. Литовский язык я специально не изучала. Учитель предлагал свою помощь в его более глубоком изучении, но я отказалась, о чем сейчас жалею.

В то время мне больше хотелось участвовать в соревнованиях по плаванию. С 8 по 11 класс по плаванию я была первой в районе, а потом надо было участвовать даже в Республиканских соревнованиях. Плавала вольным стилем и на спине.

Поступая в Вильнюсский университет в 1956 г. и защищая диссертацию в 1970 г. (кандидат биологических наук) я везде писала, что родилась в семье рабочих, отец пропал без вести. И все время боялась, чтобы не потребовали этой справки об отце. Слава Богу, все обошлось, но все время жила в страхе.

 

Как я ждала Папу

 

С нами, детьми, взрослые о репрессиях не говорили, но мы все равно знали, что он не на войне. Взрослые шепотом, по-литовски разговаривали, и мы кое-что понимали. Бывало, что и русские дети, хотя мы с ними и дружили, иногда во время игры нас обзывали фашистами. И тогда брат дрался с ними.

Мне кто-то сказал, что наш Папа вернется, когда снег зимой будет валить снежинками величиной с кулак. И я, если не ходила в школу, тогда сидела у окна и продувала дырочки в обледеневшем стекле и все ждала, когда с неба будут падать эти огромные, размером с кулак, снежинки.

Однажды летом прибежала моя подружка Маша Сапожникова и сказала: твой папа вернулся.

Я вся онемела, мне стало жарко, вся покрылась потом. Стою и жду. И правда, в наш двор заходит мужчина, но он спрашивает не о моем Папе, а о Плотникове Михаиле. Это был военный друг Михаила Плотникова и передал тете Валерии весточку от ее умирающего мужа.

Помню, еще в Сибири, два года подряд к маме приходили какие-то мужчины и уверяли, что они сидели вместе с ее мужем и вот-вот на днях он вернется домой. Кто их посылал и с какими целями? (ведя свое расследование мы уже не раз слышали от свидетелей Большого террора, что после войны периодически появлялись какие незнакомые люди, которые рассказывали, что где то сидели с кем то вместе, что скоро вернется. Кто были эти люди? Какие то мошенники или это была секретная программа НКВД о дезинформации населения? Прим. сайта)

Когда получили (1959 г.) ложную реабилитацию, мне стало такт невыносимо больно и обидно, что отняли последнюю надежду хоть когда-нибудь встретиться с Папой. Казалось, было бы лучше никогда этого не знать. Мне всю жизнь его очень не хватало.

После ложной реабилитации маме выплатили компенсацию размером в 1000 (Одну тысячу) рублей. Мама 700 рублей отдала мне, за которые я заказала себе зимнее пальто, а 300 рублей отдала брату Пете.

 

Когда мы вернулись в Литву, и я ходила в школу около 1,5 км, в каждом, издалека увиденном мужчине, я видела своего Папу. Казалось, подойдет и спросит, не знаю ли я, где живут Гумбелис. Но эти мужчины проходили мимо, и никто не обращал внимания на мои раскрасневшиеся щеки и разочарованные глаза. И так каждый день.

А когда поступила в Вильнюсский университет и жила в общежитии, часто засыпала с мечтой, что завтра приедут Мама с Папой.

И так вплоть до 1959 г., когда прислали ложную справку о реабилитации, что он был реабилитирован 26 октября 1938 г. и в том же конверте похоронка, что он умер 13 марта 1942 г. в местах заключения от острого септического эндокардита.

Концы не сходились, и мы после восстановления Независимости Литвы (11.03.1990 г.), в 1995 г. от имени моей мамы опять обратились в советские органы. И в этот раз получили справку № Г-19 от 12.03.1996г., в которой говорится, что Гумбелис Мартин Мартинович 26 октября 1938 г. приговорен по статье 58-2-6-9-10-11 УК РСФСР к расстрелу.

 

Постановление приведено в исполнение 31 октября 1938 г., и что в 1958 г. (мы получили в 1959 г.) сообщение его матери не соответствует действительности. Написано, что место смерти не известно. Оказывается, что и в этот раз тоже врали… (места расстрелов в бывшей Новосибирской области удалось выяснить только 2 года назад, благодаря разработанному алгоритму поиска Денисом Карагодиным. Дело в том, что акты о расстрелах находятся на хранении в архиве УФСБ по Новосибирской области, а сами уголовные дела по месту репрессий. А так как раньше  территории Томской и Кемеровской областей входили в состав НСО, то дела находятся или в Томске или Кемерово или Новосибирске и в делах на самом деле нет актов о расстрелах, а есть только выписки без указания места убийства. Поэтому работники архивов отвечают, что в делах данных о месте расстрела нет, что является правдой, но почему они не говорят о том, что акты находятся на хранении в УФСБ по Новосибирской области, это пока остается загадкой. Прим.сайта)

Мама рассказывала, что сначала были репрессированы все учителя

латышской школы, артисты латышского театра (находился в Омске или

Томске), вся интеллигенция и закончили репрессиями простых рабочих

и крестьян с 18-19 лет до 60 лет.

 

 

                          Путаница с моим отчеством и четыре разные мои  

                                                 свидетельства о рождении.

 

В Литве, как многим известно, с давних времен по форме фамилии было ясно, замужем или не замужем лицо женского пола. Лица мужского пола имеют одну форму фамилии, а по форме фамилии женщины было понятно, замужем она или нет.

Мой Папа и брат в Литве должны были иметь одну форму – Мартынас Гумбелис и Петрас Гумбелис. Мама – Анна Гумбелене, а я- Валентина Гумбелите. Притом, почему-то в моем первом оригинальном Свидетельстве о рождении имя моего отца не Мартин, а Матвей. Мама ничего не могла пояснить. Брат Петр Мартинович, а я Матвеевна. Так и жили, как дети разных отцов. Для меня это было неприемлемо и я, еще будучи студенткой с имеющимися документами (свидетельство о браке родителей, первый документ (ложный) о реабилитации, и первое (ложное) свидетельство о смерти Мартина Гумбелис) в 1959 г. обратилась в органы ЗАГС, чтобы восстановили настоящее отчество, а фамилию Гумбелис на фамилию Гумбелите. Очень жаль, что я тогда не сделала копии.

— в оригинале, который был выдан 17.10.1937г. отец-Гумбелис, вместо отчества- прочерк, мать — Гумбелис Анна Константиновна. А в графе национальность у обоих тоже был прочерк.

— 02.10.1959 г. (уже в Литве) мне выдали новое Свидетельство о рождении № 347070, в котором поменяли только фамилию на Гумбелите, а отчество осталось тем же, только литовская форма, Гумбелис Матвеус. Я стала Гумбелите Валентина Матвеевна.

Но я решила, что моим сыновьям может быть в будущем станет интересно,

что их мама когда-то носила мужскую фамилию, и я в 1965 г. обратилась в Тайгинское бюро ЗАГС, чтобы мне выслали повторное Свидетельство о

рождении. 21.02.1968 г. мне выписали повторное Свидетельство № 700026.

В этом Свидетельстве моих родителей по национальности превратили в русских, а папе присвоили отчество Матвеевич.

После восстановления независимости Литвы (1990.03.11),  в мае 1995 года я обратилась в канцелярию Правительства Литовской Республики восстановить мое настоящее отчество. Как и в 1959г. я предоставила Свидетельство о браке родителей, ложную справку о реабилитации и ложное свидетельство о смерти отца. 1995.05.09 получила извещение № 07-S-686 из Министерства юстиции Литовской республики, что моя просьба рассмотрена и восстановлено мое правильное отчество. Отец Мартынас Гумбелис, мать Она Гумбелиене. В строках национальность, как и в оригинале, стоит прочерк. 17.10.1995г. мне выписали новое Свидетельство о рождении. Выдали и новое свидетельство о браке, но все друге дипломы, полученные в советское время (диплом кандидата биологических наук, диплом старшего научного работника) с неправильным отчеством.

Вопрос о том, почему я почти всю жизнь живу с неправильным отчеством не давал мне покоя, вплоть до того, как (с помощью родственницы Веры Середкиной, за что я ей безмерно благодарна) 12.03.1996 была получена справка № Г-9 г. Кемерово, паспорт Гумбелис Мартина Мартиновича

№ 586892, а профсоюзный билет Гумбелис Матвей М. № 332380. Но почему в профсоюзном билете не Мартын, а Матвей ??? Не знаю, кто это может объяснить. Как царский, так и советский режимы все время искажали наши фамилии, имена, отчества и даже национальность.

Есть еще недоразумения с папиными Свидетельствами о смерти.

Почему-то первое Свидетельство о смерти № 027646 выдано 06 августа 1958 года, является повторным. А где оригинал? Во втором Свидетельстве о смерти № 381664, выданном 18 марта 1996 года, написано, что он умер в возрасте 46 лет, в то время как ему было всего 26 лет. И в этот раз врали, что место смерти не известно… В обоих Свидетельствах о смерти он не Мартын Мартынович, а Мартин Мартинович.

До 2018 г. я знала, что из наших родных было репрессировано 9 мужчин:

1. Гумбелис Мартын Мартынович (1912.08.16 – 1938.10.31) –мой Папа;
2. Гинет Павел (Повилас Гинайтис 1903.10.26 – 1938.02.18) был женат на Юлии Гумбелис (Юлия Гумбелите 1905.07.16 – 1995.04.14 в Вильнюсе);
3. Гинет Леонтий (Леонас Гинайтис 1909 – 1938.11.01) был женат на Текле Аузиной (Аузанс). Оба двоюродных брата моей мамы;
4. Якштонис Адам (Адамас Якштонис 1905 – 1938.02.02), дядя моей мамы, родной брат Брониславы Аукштолите-Дуевич (1881-1963.09.03 в Биржае), он же брат Марьяны Гинет (Якштонис около 1884-1961.01.07 в Таловке).

Адам Якштонис был женат на Розалии Буценик.

5. Сливинский Владимир (около 1893-1937), поляк, второй муж маминой тети Анны Сливинской ( Якштоните, Бернотиене);
6. Кливинский Игнат (1910-1937.11.16), муж маминой двоюродной сестры Анны Гинет;
7. Виксне Иван (1890-1937) арестован 15 февраля 1937г., муж папиной тети Барбары Виксне (Гумбелите 1894.05.23-1983.01.07 в Биржае);
8. Виксне Андрей (1919-18.02.1938), двоюродный брат Гумбелис Мартына Мартыновича.
9. Авот Иван (1892.11.28-1989 в Биржае), муж папиной сестры Марты Гумбелите (Авот 1901.08.19-1992.10.31 в Биржае). Был арестован в

1936 г.

Как рассказывала его дочь Зельма Авот (Думбраускиене1928.06.03), когда он не вернулся с работы, к ним пришли делать обыск. Ничего подозрительного не нашли. И только взяли две фотографии, присланные из Латвии, на которых были две красивые девушки в шляпах, и книжку с латышскими песнями. Он, как и все репрессированные, исчез из их жизни, как в воду канул. Но в марте 1955 года он вернулся к свей семье в Биржай (Литва). До самой смерти получал пенсию. Но был нем как рыба,

абсолютно ничего не рассказывал ни своим близким, ни своим друзьям. Только однажды моему брату Пете за бокалом пива сказал: тебе этого лучше не знать.

Папиной крестной матерью была Мария Упеник. Может быть и она имеет какие-то родственные связи с нашей семьей. Как выяснилось, из семей Буценик, Упеник, Аузанс было репрессировано по несколько мужчин. Мамина двоюродная сестра Мария Гинет, дочь Марьяны и Ивана Гинет, была замужем за Кухта. Мама говорила, что в то время сначала были репрессированы все учителя латышской школы, артисты латышского театра, который находился в Омске или Томске. Начали с интеллигенции и закончили простыми рабочими и крестьянами с 18-19 лет и до 60 лет. Возникает очень много вопросов…

 

P.S.   В списке раскулаченных не нашла ни Дуевич, ни Гумбелис, ни Виксне.

Семья Гумбелис может быть и не была раскулачена. Как рассказывала тетя Юлия Гинет, в колхоз не поступали, а ушли в г. Тайга, где дедушка Гумбелис Мартын Мартынович купил небольшую избушку. В летнее время уходил в тайгу, где ловил кротов и сдавал их шкурки. Собирал ягоды и тоже сдавал в заготовку. Через некоторое время ему удалось устроиться на хуторе Балдай на пасеку пчеловодом.

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ МАРТИНУ ГУМБЕЛИСУ.

Выражаем огромную благодарность  Валентине СТРАДЗИЕНЕ-ГУМБЯЛИС за написанную и предоставленную нам статью. Желаем вам крепкого здоровья и долгих лет жизни!